Алтаю дань...
Нет болезни мучительнее тоски по Родине... Она болит и рвётся к небесам, Душа того, у коего однажды, Не голод, нет, мучительная жажда К тебе, Алтай, прошлась по волосам. Прошлась, как хлыст, как розга по спине - Рубцы внутри безлюдного квартала Потёмок тех, что сукровицей алой Сочатся в ней обильно по весне. В глубинах той бесхитростной души Среди пустот надстрочно-оболочных, Пылает огнь святой и непорочный Твоих, Алтай, заснеженных вершин. А в узелках её же тупиков- Хрустальный джем из белого налива И жемчуга волшебных переливов Твоих, Алтай, ручьёв и ручейков. Туда бы мне, где брег и сер, и крут Реки твоей – артерии срединной, Чтоб стать с тобой в тяжёлую годину Луной в ночи и сумерками утр… Рукой подать от дома до Семы, На склонах где души, забыв о лете, Покоит май безумствующий ветер, И пьёт печаль багульниковой тьмы.
Нет болезни мучительнее тоски по Родине... Она болит и рвётся к небесам, Душа того, у коего однажды, Не голод, нет, мучительная жажда К тебе, Алтай, прошлась по волосам. Прошлась, как хлыст, как розга по спине - Рубцы внутри безлюдного квартала Потёмок тех, что сукровицей алой Сочатся в ней обильно по весне. В глубинах той бесхитростной души Среди пустот надстрочно-оболочных, Пылает огнь святой и непорочный Твоих, Алтай, заснеженных вершин. А в узелках её же тупиков- Хрустальный джем из белого налива И жемчуга волшебных переливов Твоих, Алтай, ручьёв и ручейков. Туда бы мне, где брег и сер, и крут Реки твоей – артерии срединной, Чтоб стать с тобой в тяжёлую годину Луной в ночи и сумерками утр… Рукой подать от дома до Семы, На склонах где души, забыв о лете, Покоит май безумствующий ветер, И пьёт печаль багульниковой тьмы.