Ты мой Крест...
Ты мой Крест, что пронёс я сквозь жизнь, Так бывает, я знаю... Я когда-нибудь вновь возвращусь в этот край первозданного рая, Где лиловая марь - то багульник цветёт!, и берёзовый гам Так тревожил меня, по ночам журавлём в свой рассвет зазывая, И где цену я знал, коль уж дал, то держи!, сокровенным словам. Где я встретил тебя, не глаза - родники из неистовой сини, Бледных щёчек заря, а уста - карамель запредельно-сладка, Но а взгляд, не сравнить ведь ни с чем - неземной, лучезарной богини, Пил тебя, как бальзам, по чуть-чуть, так ведь пьют только огнь коньяка. А потом ты ушла по тропинке своей в камышовые звуки: Камышовая выпь, камышовая падь - атрибут бытия... У твоих дочерей уж давно сыновья - твои милые внуки, У моих сыновей, мы не станем роднёй, сыновья...сыновья.
Ты мой Крест, что пронёс я сквозь жизнь, Так бывает, я знаю... Я когда-нибудь вновь возвращусь в этот край первозданного рая, Где лиловая марь - то багульник цветёт!, и берёзовый гам Так тревожил меня, по ночам журавлём в свой рассвет зазывая, И где цену я знал, коль уж дал, то держи!, сокровенным словам. Где я встретил тебя, не глаза - родники из неистовой сини, Бледных щёчек заря, а уста - карамель запредельно-сладка, Но а взгляд, не сравнить ведь ни с чем - неземной, лучезарной богини, Пил тебя, как бальзам, по чуть-чуть, так ведь пьют только огнь коньяка. А потом ты ушла по тропинке своей в камышовые звуки: Камышовая выпь, камышовая падь - атрибут бытия... У твоих дочерей уж давно сыновья - твои милые внуки, У моих сыновей, мы не станем роднёй, сыновья...сыновья.