ГИТАРИСТ
Поддержать автора ролика: ⚫ Карта Мир Сбербанк 40817 810 6 1300 2815321 #гитарист #guitarist #русскаямузыка #song Молчание Струн Он жил в комнате, где воздух был густ от пыли и тишины. Единственным звуком, нарушающим покой, был шелест пальцев по струнам или редкий вздох, когда он, вытирая лоб, откладывал инструмент. Его звали Лео, но имя это редко звучало вслух. Лео был гитаристом, одержимым единственной мечтой – славой. Но слава в его понимании была не криками толпы и не золотыми дисками. Это было абсолютное признание мастерства. Он верил, что истинная слава приходит только к тем, кто достиг недосягаемых вершин, кто заставляет струны говорить на языке богов. И путь к этому, как он свято верил, лежал через одиночество и безмолвный труд. Поэтому Лео работал. Каждый день. По шесть, восемь, десять часов. Он не ходил на джемы, избегал собраний музыкантов, отмахивался от предложений поиграть вместе. "Бесполезные разговоры", – думал он, видя, как другие тратят время на болтовню о моде, группах, пустых амбициях. Его гитары, которых было несколько, стояли в углу без имен. Он не называл их "Стальной змейкой" или "Королевой ночи". Это были просто Инструменты. Орудия для шлифовки мастерства. Его пальцы покрылись мозолями, похожими на броню. Под ногтями всегда была серая пыль от струн. Он изучал гаммы до тошноты, заставляя пальцы бегать по грифу со скоростью метронома, выставленного на нечеловеческий темп. Он разбирал сложнейшие соло по нотам, часами добиваясь идеальной синхронности левой и правой руки. Он импровизировал в ладах, о которых большинство гитаристов только слышали, выжимая из прогрессий эмоции, которые не мог выразить словами. Мир за окном его комнаты проходил мимо. Соседи слышали лишь монотонный гул экзерсисов, иногда прорывавшийся яростным каскадом нот или пронзительным, печальным блюзом. Они пожимали плечами: "Опять тот парень с гитарой бездельничает". Они не видели титанического труда, пота на висках, гримасы боли в перетруженной кисти. Они не слышали внутреннего диалога Лео, его бесконечного монолога самокритики: "Слишком медленно... Неточно... Эмоции фальшивые... Нужно еще... ЕЩЕ!" Слава не приходила. Проходили годы. Комната заполнялась нотами, пустыми медиаторами, изношенными струнными комплектами. Иногда, в минуты отчаяния, Лео записывал что-то на старый диктофон. Слушал. И стирал. Недостаточно идеально. Недостаточно гениально. Недостаточно для той самой славы. Однажды вечером, после особенно изматывающей сессии, когда пальцы горели огнем, а в голове стоял гул от концентрации, Лео вышел на балкон. Была поздняя весна, воздух пах сиренью и теплом. Внизу, во дворе, сидел пожилой сосед, Иван Петрович, и курил, глядя на закат. Лео почти не знал его, только кивал при встрече. Иван Петрович услышал скрип двери балкона и поднял голову. Их взгляды встретились. Старик улыбнулся своей обычной, немного усталой улыбкой. – Играл сегодня? – спросил он просто, без любопытства, просто чтобы сказать что-то. Лео кивнул, не в силах выдавить слово. Усталость валила с ног. – Красиво было, – сказал Иван Петрович, делая затяжку. – Особенно тот кусочек... тихий такой, печальный. Прям душа заныла. Как будто кто-то по потерянному плачет. Лео замер. Он вспомнил тот самый пассаж – сложную, нежную импровизацию в миноре, над которой бился сегодня, ругая себя за недостаточную "глубину". Он не играл ее для кого-то. Он играл ее для Струн, для Грифа, для своего ненасытного идеала. – П... правда? – прошептал Лео, и голос его, не привыкший к разговорам, прозвучал хрипло. – А то, – Иван Петрович потушил окурок. – Музыка она... она ж не про скорость или громкость. Она про вот это. – Он ткнул пальцем себе в грудь. – Про душу. У тебя она там звучит. Сквозь стены слышно. Старик кивнул на прощание и ушел в свою квартиру. Лео долго стоял на балконе. Вечерний воздух окутывал его, неся запахи жизни, которой он так долго избегал. В ушах звенела тишина, но не та, тяжелая тишина его комнаты, а другая – наполненная недавними словами. "Прям душа заныла". "Звучит". Он посмотрел на свои руки – эти инструменты бесконечного труда, покрытые шрамами от струн. Потом взгляд упал на гитару, молчаливо ждавшую его в углу комнаты. Без имени. Просто Инструмент. Впервые за много лет Лео почувствовал не знакомый гнет недостижимого идеала, а странную, щемящую теплоту где-то под ребрами. Слава... та слава, о которой он мечтал в своем безмолвном мире, вдруг показалась далекой и холодной звездой. А вот эти простые слова старого человека во дворе... они отозвались внутри с такой силой, какой не добиться никаким виртуозным пассажем. Он не бросил гитару. На следующий день пальцы вновь легли на гриф, привычно найдя позиции. Но что-то изменилось. В тишине комнаты, среди нот и пыли, Лео играл. Уже не только для незримого судьи в своей голове, не только для призрачной славы где-то в туманном будущем. Он играл, и где-то там, за стенами, за окном, цвела сирень, и, возможно, кто-то еще мог услышать. Не
Поддержать автора ролика: ⚫ Карта Мир Сбербанк 40817 810 6 1300 2815321 #гитарист #guitarist #русскаямузыка #song Молчание Струн Он жил в комнате, где воздух был густ от пыли и тишины. Единственным звуком, нарушающим покой, был шелест пальцев по струнам или редкий вздох, когда он, вытирая лоб, откладывал инструмент. Его звали Лео, но имя это редко звучало вслух. Лео был гитаристом, одержимым единственной мечтой – славой. Но слава в его понимании была не криками толпы и не золотыми дисками. Это было абсолютное признание мастерства. Он верил, что истинная слава приходит только к тем, кто достиг недосягаемых вершин, кто заставляет струны говорить на языке богов. И путь к этому, как он свято верил, лежал через одиночество и безмолвный труд. Поэтому Лео работал. Каждый день. По шесть, восемь, десять часов. Он не ходил на джемы, избегал собраний музыкантов, отмахивался от предложений поиграть вместе. "Бесполезные разговоры", – думал он, видя, как другие тратят время на болтовню о моде, группах, пустых амбициях. Его гитары, которых было несколько, стояли в углу без имен. Он не называл их "Стальной змейкой" или "Королевой ночи". Это были просто Инструменты. Орудия для шлифовки мастерства. Его пальцы покрылись мозолями, похожими на броню. Под ногтями всегда была серая пыль от струн. Он изучал гаммы до тошноты, заставляя пальцы бегать по грифу со скоростью метронома, выставленного на нечеловеческий темп. Он разбирал сложнейшие соло по нотам, часами добиваясь идеальной синхронности левой и правой руки. Он импровизировал в ладах, о которых большинство гитаристов только слышали, выжимая из прогрессий эмоции, которые не мог выразить словами. Мир за окном его комнаты проходил мимо. Соседи слышали лишь монотонный гул экзерсисов, иногда прорывавшийся яростным каскадом нот или пронзительным, печальным блюзом. Они пожимали плечами: "Опять тот парень с гитарой бездельничает". Они не видели титанического труда, пота на висках, гримасы боли в перетруженной кисти. Они не слышали внутреннего диалога Лео, его бесконечного монолога самокритики: "Слишком медленно... Неточно... Эмоции фальшивые... Нужно еще... ЕЩЕ!" Слава не приходила. Проходили годы. Комната заполнялась нотами, пустыми медиаторами, изношенными струнными комплектами. Иногда, в минуты отчаяния, Лео записывал что-то на старый диктофон. Слушал. И стирал. Недостаточно идеально. Недостаточно гениально. Недостаточно для той самой славы. Однажды вечером, после особенно изматывающей сессии, когда пальцы горели огнем, а в голове стоял гул от концентрации, Лео вышел на балкон. Была поздняя весна, воздух пах сиренью и теплом. Внизу, во дворе, сидел пожилой сосед, Иван Петрович, и курил, глядя на закат. Лео почти не знал его, только кивал при встрече. Иван Петрович услышал скрип двери балкона и поднял голову. Их взгляды встретились. Старик улыбнулся своей обычной, немного усталой улыбкой. – Играл сегодня? – спросил он просто, без любопытства, просто чтобы сказать что-то. Лео кивнул, не в силах выдавить слово. Усталость валила с ног. – Красиво было, – сказал Иван Петрович, делая затяжку. – Особенно тот кусочек... тихий такой, печальный. Прям душа заныла. Как будто кто-то по потерянному плачет. Лео замер. Он вспомнил тот самый пассаж – сложную, нежную импровизацию в миноре, над которой бился сегодня, ругая себя за недостаточную "глубину". Он не играл ее для кого-то. Он играл ее для Струн, для Грифа, для своего ненасытного идеала. – П... правда? – прошептал Лео, и голос его, не привыкший к разговорам, прозвучал хрипло. – А то, – Иван Петрович потушил окурок. – Музыка она... она ж не про скорость или громкость. Она про вот это. – Он ткнул пальцем себе в грудь. – Про душу. У тебя она там звучит. Сквозь стены слышно. Старик кивнул на прощание и ушел в свою квартиру. Лео долго стоял на балконе. Вечерний воздух окутывал его, неся запахи жизни, которой он так долго избегал. В ушах звенела тишина, но не та, тяжелая тишина его комнаты, а другая – наполненная недавними словами. "Прям душа заныла". "Звучит". Он посмотрел на свои руки – эти инструменты бесконечного труда, покрытые шрамами от струн. Потом взгляд упал на гитару, молчаливо ждавшую его в углу комнаты. Без имени. Просто Инструмент. Впервые за много лет Лео почувствовал не знакомый гнет недостижимого идеала, а странную, щемящую теплоту где-то под ребрами. Слава... та слава, о которой он мечтал в своем безмолвном мире, вдруг показалась далекой и холодной звездой. А вот эти простые слова старого человека во дворе... они отозвались внутри с такой силой, какой не добиться никаким виртуозным пассажем. Он не бросил гитару. На следующий день пальцы вновь легли на гриф, привычно найдя позиции. Но что-то изменилось. В тишине комнаты, среди нот и пыли, Лео играл. Уже не только для незримого судьи в своей голове, не только для призрачной славы где-то в туманном будущем. Он играл, и где-то там, за стенами, за окном, цвела сирень, и, возможно, кто-то еще мог услышать. Не