Читает Леонов Матвей
Скрипачка была так юна, так мала, Что кто – то из зала воскликнул шутя: «Вот дескать на крошечных мода пошла… Какой же игрой удивит нас дитя?» Кричал, хохотал, и рыдал инструмент В её артистичных, искусных руках. Метался смычок словно тот пациент, Которого нервный охватывал страх. О! Этот неистовый музыки шквал! В душе раскардаш и все мысли вверх дном. Наверное, так Паганини играл, В унылом и сумрачном веке своём! Мне виделся табор, поля и луга. Потрескивал хворост в костре у реки И тихо поскрипывал старый цыган Мелодию ветра, дорожной тоски. На фоне стены бледный мальчик – еврей, А рядом фашист с автоматом стоит. Не смог он расстаться со скрипкой своей И думать не мог он, что будет убит. Сыграла скрипачка. Поправила бант. Шум долгих оваций над залом повис И кто – то из зала вдруг крикнул: «талант»! Но вряд ли слова до неё донеслись. 30 июля 2024 год
Скрипачка была так юна, так мала, Что кто – то из зала воскликнул шутя: «Вот дескать на крошечных мода пошла… Какой же игрой удивит нас дитя?» Кричал, хохотал, и рыдал инструмент В её артистичных, искусных руках. Метался смычок словно тот пациент, Которого нервный охватывал страх. О! Этот неистовый музыки шквал! В душе раскардаш и все мысли вверх дном. Наверное, так Паганини играл, В унылом и сумрачном веке своём! Мне виделся табор, поля и луга. Потрескивал хворост в костре у реки И тихо поскрипывал старый цыган Мелодию ветра, дорожной тоски. На фоне стены бледный мальчик – еврей, А рядом фашист с автоматом стоит. Не смог он расстаться со скрипкой своей И думать не мог он, что будет убит. Сыграла скрипачка. Поправила бант. Шум долгих оваций над залом повис И кто – то из зала вдруг крикнул: «талант»! Но вряд ли слова до неё донеслись. 30 июля 2024 год